В канун 23 февраля журналисты встретились с бывшим афганцем
Весна 1985 года в его жизни была восемнадцатой весной, также светило солнце, также веяло надвигающимся теплом, но чем-то этот апрель отличался от других. Наверное, тем, что на руках была повестка из райвоенкомата. По этому поводу, планов на ближайшие два года Михаил Александрович Напарин не строил, у призывников это тогда не принято было.
Долгая дорога на войну
15 апреля из Перми призывников отправили в Свердловск на танковый полигон, где таких же парнишек было уже тысячи полторы. В воздухе царила обстановка чего-то нового, неизвестного, каждый придумывал для себя службу безопасную и интересную: кто-то мечтал попасть в Германию, кто-то в Чехословакию, а кто-то по приземленней грезил Дальним востоком.
И ни один из этих полутора тысяч и не догадывался, что их всех здесь собрали для отправки в одну, уже давно воюющую дружественную республику.
Через несколько дней стали приезжать первые покупатели, все они были из каких-то непонятных частей, непонятных общевойсковых соединений. Ни на какие вопросы особо не отвечали, но, судя по настроению, войска они представляли серьезные.
Со Свердловска ребята попали в Алма-Ату, откуда поездом направились в г. Аягуз, Семипалатинской области, республики Казахстан.
Все было необычно, после заснеженной Перми в Казахстане вовсю цвели деревья, было тепло и уютно, как у нас летом. Всех переполняла радость, что служить придется в тепле, и можно будет хоть немного отдохнуть от уральских морозов. Да и вообще все представлялось в розовом цвете: солнце, теплый воздух и спокойное синее небо над только что побритой, лысой головой.
По прибытию в часть всем выдали общевойсковую защитную форму, без петличек и погон, дали отоспаться, а затем построили на большом плацу.
После непродолжительного приветствия командир объявил: «Как вы все знаете(?), все вы, кто здесь находится, после трехмесячных подготовительных курсов, будете направлены для прохождения дальнейшей воинской службы в Дружественную Республику Афганистан».
После этих слов над плацем повисла мертвая тишина, никто из стоящих на нем пацанов и подумать не мог, куда их привезли. За все последние дни ни один из сопровождающих их офицеров и словом не обмолвился о том, что везут их на настоящую, далеко не киношную войну.
Вынужденное взросление
Понемногу шоковое состояние стало проходить, да и особого времени на переживания уже не было, шла усиленная подготовка к настоящим боевым действиям. Никто уже ничего не скрывал, каждый знал, что от того, чему ты здесь научишься, будет зависеть твоя жизнь. Это была чистая правда, без дураков.
Подъем был каждый день в пять утра, и после всех положенных мероприятий бегом отправлялись на полигон, находящийся в семи километрах от расположения части. Ну, а там стрельба с пистолетов, автоматов и гранатометов. Учили жестко, безо всяких сюсюканий: отстрелялся-хорошо, обратно едешь на машине, пострелял плохо — до части бежишь бегом, это хоть и не особо, но стимулировало.
Обучающие офицеры и сержанты к пацанам относились по-особому, не было никаких армейских издевательств, унижений, было все по-честному, все знали, что через каких-то три месяца эти пацаны окажутся там, за рекой, и что не все они оттуда вернутся живыми… Это понимали и сами курсанты.
На всякий случай, чтобы не расстраивать родителей, Миша не сообщил домой, о том, что его отправляют на войну, все оттягивал, жалел мать.
Лето пролетело незаметно, в один из последних августовских дней была объявлена отправка. Дали один день отдыха, была долгожданная баня, кто отсыпался, кто стирался. В воздухе царило общее напряжение и какой-то животный трепет перед неизвестным завтра.
Дикий край
Маршрут был длинный, сначала на поезде добрались до Ташкента, затем в Термез на самую границу с Афганистаном.
Через реку, на ту сторону переходили по понтонному мосту, чужой берег встретил запахом горелого кизяка, безлюдностью и поначалу показался каким-то совершенно диким краем, в прочем это ощущение так и осталось в памяти Михаила Александровича на всю жизнь.
Затем всех погрузили в огромные вертолеты Ми-6, после чего ребята благополучно приземлились в афганском городе Файзабаде.
Вновь прибывших расселили по палаткам, дали время осмотреться, познакомили с территорией и показали все минные поля, которые плотным кольцом окружали расположение части.
Именно в это время Миша сфотографировался и отослал домой фото, не сообщая пока где находится. На фотографии он был в защитной, затертой форме без погон, без знаков различия, и давно отслуживший в Германии его старший брат, глядя на фото, сообщил родителям: «Успокойтесь, в стройбат попал Мишка-то!».
Первый боевой
После распределения Напарин попал во взвод управления артдивизионом, их взвод в походах сопровождал разведку, после чего старший офицер производил корректировку огня артиллерийского дивизиона по обнаруженным разведчиками целям.
Свой первый боевой поход, который состоялся через три недели после прибытия в Файзабад, Михаил помнит как сейчас.
Наверное, никогда в жизни не забыть, как старослужащие, ребята, которые старше тебя всего на год, стараются как-то уберечь тебя, еще необстрелянного молодого пацана, как на привале все едят из одного котла, делясь друг с другом последними консервами из скупого армейского сухпая. Было в этом что-то неподдельно-мужское и крепкое, которое очень редко встретишь там, на гражданке.
По приказу нужно было занять высоту, ночью успели окопаться, и к рассвету приняли бой. Но что-то шло не так, как хотелось, вызвали подмогу с воздуха. После массированной бомбежки стали подниматься на заданную высоту.
- Вот здесь меня впервые обуял какой-то неконтролируемый первобытный страх, или даже ужас. Кругом валялись фрагменты человеческих тел, все было залито кровью, гарь, дым. Мозг отказывался во все это верить, было состояние какого-то липкого, жуткого транса, кругом шла беспорядочная пальба, и чтобы остаться в живых надо было брать себя в руки,- вспоминает Михаил Александрович.
Шли месяцы, боевые выходы стали обыденным делом, психика то ли привыкла, то ли окончательно притупилась, но уже такого страха перед всем увиденным он больше не испытывал. В вещмешок за спиной вместо еды все больше укладывал магазины, набитые патронами, так было спокойнее. Нехватку еды еще можно было перетерпеть, а вот когда закончатся патроны, то еда уже будет практически не нужна. Стрельбу вел уже не беспорядочными очередями, а экономя боезапас, все больше одиночными, целенаправленно. Тем и отличались старослужащие от молодых, зеленых пацанов.
Домой написал все, как есть, скрывать и обманывать родителей уже не мог, да и обстоятельства к тому обязывали, мало ли что…
За боевые заслуги
Как-то в палатку заглянул прапорщик: «Напарин, на выход, получи новую форму х/б». Миша еще переспросил, для чего это нужно, но прапор только рукой махнул: «Не знаю, построение скоро, наверное, награждать кого-то будут».
А под вечер, при общем построении перед всем личным составом боевого подразделения, командир полка в торжественной обстановке вручил Михаилу Александровичу Напарину медаль «За боевые заслуги».
В ту же ночь ребята собрались в своей армейской палатке, и обмакнув боевую награду в незамысловатую солдатскую брагу, как положено отмечали награждение, и долго пили за тех, кого уже не было, за их чисто мужским, не богатым закусками, деревянным столом.
Долгая жизнь без войны
Двадцать два месяца проведенных на земле воюющего Афганистана подошли к концу, расставание было для новоиспеченных ветеранов особенно тяжелым.
За те неспокойные, опаленные войной месяцы, многие прикипели друг к другу крепче родных. Было при расставании такое чувство, словно теряешь кого-то очень близкого и надежного. Что уходит из жизни такой отрезок времени, который порою и рад бы забыть, да не забудешь никогда.
Еще долгие годы будут сниться им ночные переходы, сухая, бесплодная, земля, перемешанная с кровью, и голые камни неприветливого, степного Афганистана.
До военного аэродрома Термеза дембелей везли транспортным самолетом, затем оставили их на местном КПП, где было велено ждать машины. Но они по каким-то причинам не пришли, и все дружно, при всем параде двинулись пешком до города. Это было примерно чуть больше двадцати километров. Так и шли в общем строю человек двести, в парадной форме с дипломатами в руках, и это было настоящее счастье.
Счастье от того, что остался жив, что никому ты больше ничего не должен, что требуемый долг Родине ты отдал, и что впереди — долгая, долгая жизнь без войны, и ночных тревожных канонад.
Билетов до дома в железнодорожных кассах не было, каждый правдами и неправдами добирался как мог.
Мише повезло, после многочасового скитания по Ташкентским вокзалам, им с товарищем удалось купить билет до Тюмени, куда они благополучно и прибыли. В Тюмени их встретили родители друга, его отец купил Мише на скорый поезд билет до дома, да еще денег в дорогу дал. Вот только поезд тот на станции Чад не останавливался.
В Красноуфимске сержант Напарин по всей форме, с медалью на груди подошел к машинисту тепловоза и доложил, что ему нужно сойти на станции, на которой поезд останавливаться не должен. Машинист долго смотрел на молодого парня с боевой наградой, потом глядя прямо в глаза сказал: «Ты парень выйдешь там, где поезд не стоит».
На перроне станции Чад, в нарушении всех правил, машинист остановил поезд. Остановил, чтобы высадить своего главного пассажира. Пассажира вернувшегося с войны…
Семья, повидавшая войну
Так получилось, что у Михаила Александровича Напарина два двоюродных брата тоже прошли этот огненный ад Афганистана. Это Овчинников Иван Иванович, живущий ныне в д. Шатуново и Овчинников Иван Андреевич из Тюша. Наверное, за общим большим столом братьям есть о чем поговорить, есть о чем вспомнить. И есть о чем помолчать…
Добавить комментарий
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные и авторизованные пользователи. Комментарий появится после проверки администратором сайта.
