Старший торпедист БЧ-4 Евгений Николаев вспоминает

Место службы — Северный флот

Весной 1999 года Женька прожил три дня на призывном пункте г. Пермь. Еще не знавший армейских субординаций, он смело пошел в комендатуру и, стукнув кулаком по столу, сказал какому-то дяде в форме, что домой без военного билета не вернется. Служивый проверил документы и с улыбкой ответил: «Вы у нас «особенный», и войска у вас будут «особенными», идите, ждите». Немного повеселев, Николаев промаршировал обратно в казарму призывного пункта.

На следующий день всех вновь выстроили на учебном плацу и начали зачитывать, кто в какую команду попадает. Первым вызвали Николаева. Он, чуть не плача от радости, встал в указанный строй. Когда построение было закончено, к команде подошел большущий, под два метра здоровяк. На самой макушке его, начисто лишенной какой-либо растительности головы, бодро сидела бескозырка, на которой четко вырисовывался «СЕВЕРНЫЙ ФЛОТ».

Бескозырка белая, в полоску воротник

В поезде тот самый лысый здоровяк, отслуживший на флоте почти два года, долго рассказывал про белых медведей в Баренцевом море, про Кольский полуостров, на котором ребятам предстояло служить. Потом, чуть приняв на грудь, расчувствовался и попытался что-то спеть под ненастроенную гитару. Женя Николаев спросил: «Молодой человек, а можно, мы с другом тоже что-нибудь споем?»

Дембель ввиду Жениной некомпетентности в воинских отношениях его на первый раз бить не стал, но на гитаре поиграть и спеть разрешил. Не совсем трезвого здоровяка растрогали заунывно-грустные песни деревенского парня и он подарил ему тельняшку со своего плеча. А вслед со словами: «Братан, мне скоро на дембель», — с благодарностью отобрал у него гражданский джемпер.

А Мурманск встречал призывников диким холодом, джемпера, конечно, не хватало, но Женька не роптал, он был теперь матросом Северного флота. В начале службы по спортивным результатам он почти везде был вторым — первым всегда был их лейтенант. Чтобы не портить отношения с командиром, ни обгонять его, ни больше подтягиваться на турнике было нельзя – это было первое, что в армии усвоил Евгений.

«Петр Великий» — мечта моряка

После окончания учебки Николаева распределили на флагман Северного флота, атомный ракетный крейсер «Петр Великий». Это было для парня из Верх-Тюша настоящей удачей. На корабле несли службу больше полутора тысяч личного состава, высотой он был равен шестнадцатиэтажному дому, имелся даже свой маломерный аэродром. Это был, по сути, небольшой городок посреди бескрайнего синего моря.

-Вы даже представить себе не можете, как красиво зимой в тех широтах, — вспоминает мой собеседник. — Стоишь на верхней палубе на вечерней поверке, а над тобой огромное, бескрайнее небо, которое переливается всеми цветами радуги. И насмотреться на эту красоту просто нереально. Она завораживала, она манила, если один раз её увидел, то в памяти остается навсегда.

Ушатал я того морпеха

Служба Евгению давалась легко. Чтобы не потерять навыки рукопашного боя, приобретенные на гражданке, он усиленно занимался спортом и был вообще за любую движуху. Однажды в расположение пришел командир морских пехотинцев и попросил Жениного командира: «Дай мне какого-нибудь маленького матроса, а то у нас соревнования, а выставить в весе до шестидесяти килограмм некого, у нас здоровые все».

- Николаев, пойдешь?

- А что там нужно делать?

- Бегать, подтягиваться.

- Конечно, пойду, хоть по берегу пройдусь, траву поглажу…

Когда прибыли к месту соревнований, вместо беговой дорожки Женя увидел настоящий боксерский ринг, на котором, сбивая друг друга с ног, морпехи показывали свое мастерство.

-Вы когда-нибудь падали от удара без сознания плашмя? А я на первой минуте поединка на ринге испытал это. Когда поднялся и пришел в себя, решил, да пусть хоть убьют, а не упаду больше. И самое смешное — ушатал я в итоге того морпеха, мне опять второе место присудили, хоть стой, хоть падай. Когда меня везли обратно на корабль, их командир говорит: «Айда к нам, не пожалеешь». А я, потрогав свою, напрочь разбитую, скулу и полностью заплывший глаз, ответил: «Да ну вас на хрен, мне одного раза хватило».

А на корабле старшего торпедиста БЧ-4 Николаева уже ждали, корабль собирался в поход.

Трагические учения в Баренцевом море

- Это был август 2000 года, — рассказывает Николаев. — У нас тогда в Баренцевом море учения кораблей Северного флота проходили. Все было спокойно, по плану, и вдруг 12 августа примерно в районе обеда по корабельному радио сообщают, что подводная лодка «Курск» перестала выходить на связь. А поскольку мы находились где-то совсем рядом, последовал приказ соблюдать тишину, слушать в отсеках.

Все ответственные были оставлены возле своих рабочих механизмов, остальных же подняли на верхнюю палубу внимательно осматривать поверхность моря, на случай, если всплывет аварийный буй. И этот буй мы увидели, но он, видимо, был оторван и поэтому отнесен далеко от места трагедии. А то, что случилась именно трагедия, никто из нас уже не сомневался.

Через какое-то время наш молодой акустик доложил своему командиру, что еще днем, до объявления тревоги, он зафиксировал два подводных сигнала, похожих на взрывы. Командир об этом доложил дальше, и вот корабль стал резко разворачиваться и пошел в квадрат, где акустик услышал подозрительные звуки.

Об этом трудно сейчас говорить, но мы нашли это место и встали прямо над терпящей бедствие подводной лодкой «Курск». Мы целые сутки принимали сигналы о помощи с лежащей на дне субмарины. Ребята больше суток были живы, они просто умоляли спасти их.

А на нашем «Петре Великом» приземлялись вертолет за вертолетом, прилетели начальство, журналисты и политики разного рода. Привезли дорогие сигареты, чего раньше никогда не было, продукты, сок, шоколад. Только тот шоколад в рот не лез, на шоколадных обертках типографским способом было напечатано: «Найдите, пожалуйста, наших детей».

А в это время наш корабельный морг в приказном порядке уже готовился к приему пациентов…

Спасите наши души

На корабле царила такая атмосфера, от которой хотелось выть в голос, сигналы из-под воды становились все тише и вскоре прекратились совсем.

-Я нес дежурство на одной из огневых точек корабля, возле противодиверсионного семиствольного гранатомета, — говорит Евгений. — Мне было приказано производить открытый огонь в направлении любого приближающегося к месту трагедии объекта. А такие объекты были — многие иностранные корабли предлагали свою помощь. За первую ночь я расстрелял два ящика патронов…

Через неделю дежурства над «Курском» нас сменили. По прибытии в порт, видимо, для того, чтобы очистить наши головы от всего увиденного и услышанного за последнюю неделю, устроили такие тренировки и учения, что уже на третьи сутки мы ни о чем другом, кроме сна, и думать не могли.

Сейчас, по прошествии стольких лет, я считаю, что мы тех ребят просто предали…

Хочу домой

У всего есть свое начало и свой конец, служба подходила к завершению и Николаеву предложили подписать контракт на сверхсрочную. Он долго отказывался, а в конце откровенно признался командиру: хочу домой.

В тот день в Верх-Тюше дембеля уже ждали. Из района шла нанятая машина и родители с утра стояли у калитки, но улица, как и прежде, была пуста. Вдруг со стороны огорода раздался знакомый свист и старший Николаев тихонько шепнул жене: «Слушай, он у нас еще дурнее меня получился, даже домой, как следует, вернуться не может, зараза!»

Сегодня Евгений Юрьевич Николаев — примерный семьянин, воспитывают с женой троих замечательных дочурок. Но иногда ночью, глядя в темное небо, он вспоминает те нескончаемые полярные ночи, своего родного «Петра Великого» и то бескрайнее Баренцево море, которое осталось в памяти на всю жизнь.