Михаил Ширяев вернулся на побывку прямиком с линии фронта

-Миша, расскажи немножко о себе.

-Я вырос в Редькино, успешно закончил 9 классов, потом поступил на помощника машиниста в Красноуфимский "Уральский железнодорожный техникум". Отучился, получил диплом, призвали в армию. Полгода отслужил в первом танковом полку в Таманской дивизии в Подмосковье. Понравилось, почувствовал, что это моё, подписал контракт на 2 года. Потом перевелся в четвертую дивизию на территорию Украины. Сейчас у меня направление — Кременная в ЛНР.

-Зачем ты подписал контракт еще на срочной?

-Контракт, как по мне — это путь в жизнь. Я думал, поначалу тяжеловато будет, поэтому хотелось освоиться. Когда приходишь с армии, то надо ведь ехать в город — желательно с деньгами. Мама у меня одна, поэтому не хотел ее задействовать. А после второго контракта можно купить свою квартиру в любой точке России, и будет армия тебе его оплачивать.

-Ты подписал контракт в 21-м году. Предполагал ли ты, что в начале 22-го года может начаться СВО?

-Нет, даже мыслей таких не было. Потом уже, когда ближе к февралю начались полномасштабные учения на границах, чуть-чуть становилось понятно. Тогда нас целыми дивизиями перебрасывали — это очень много техники и людей.

-Чем запомнился первый день на Украине?

-Всё начиналось спокойно, нас заходило достаточно много со всех направлений, поэтому особо не было сопротивления. Потом уже начались столкновения. Конечно, было страшновато: ну, а кто не боится — тот дурак. Бояться нужно.

-Миша, а самый первый бой помнишь?

-Я тогда был еще танкист. Ну, как говорится, танкистов бывших не бывает. Бой произошел в Харьковской области. У них там полей очень много, они же зерно выращивают. Мы стояли группой танков в лесопосадке, за нами прикрытие. А танк мой — Т-72Б3М: он модернизированный, есть тепловизор.

Стояли на посту, была такая же солнечная погода, мы по очереди дежурили с командиром: четыре часа — я, четыре часа — он. Проснулись, люки открыли, вышли маленько воздухом подышать, и я заметил движение — там такие деревья реденькие росли. А в тепловизоре всё сразу понятно стало: человек это или машина. Дальность до цели была 4 км, так что мы спокойно до них достали прямой наводкой.

-Кем ты был в танке?

-Нас было трое: механик-водитель, командир и наводчик. Я был по должности командир танка, но так как со мной был лейтенант — офицер, а он старше, то я сидел за наводчика.

-Как часто приходится участвовать в перестрелках?

-Сейчас нет, а вот поначалу… Никогда не забуду, как в апреле и мае прошлого года я был железным танкистом и целыми сутками находился на позициях. Мы вылазили из танка только кушать, а бывало, что и в нем кушали. В то время особо пехоты не было, а танк всегда стоит впереди. Вот представляете, идет посадка, и там танков через каждые 100 метров, а сзади группа прикрытия — тоже одни танки. Все дежурили. Все смотрели. А ночью особенная бдительность была. Со сном было плохо. Находились сутками внутри, спишь часа четыре в одном положении сидя.

-Расскажи, за что у тебя награды?

-Одна медаль у меня государственная "За отвагу", а вторая ведомственная "За участие в спецоперации". Вместе со мной в танке получил ранение командир, мы попали под обстрел, и он уехал трёхсотый с перебитыми ногами, но сейчас всё нормально, ходит, ему дали орден Мужества.

-Как ощущаются удары по танку изнутри?

-Я этот удар на всю жизнь запомнил, на часах 5 утра. Прямого попадания из артиллерии в наш танк не было, но скидывали "морковки" от РПГ с коптера. Машину после этого отдали под списание — башню насквозь прожгло, и мы чудом остались живы. Внизу идет конвейер, который заряжает пушку, и его начало прожигать — буквально сантиметры оставались.

Эти дроны снаружи очень сильно слышно, но нам не очень: мы же находимся в танке, в шлемофонах, машина работает. Первый удар был в заднюю часть танка, второй — в башню, а третий, когда уже механик у меня откатился, — в то место, где мы стояли. То есть он наблюдал за нами с неба, мы его не видели, а он нас — прекрасно. Поначалу было много версий, мы не понимали, откуда прилетел снаряд. А когда откатились с места и увидели пробитие, то всё стало понятно. Нам повезло, потому что были случаи, когда загорались танки.

-Миша, спецоперация идет уже полтора года, и там не только военные будни, и праздники, наверное, случаются. Как их отмечают на фронте?

-Мы же поначалу сухпайками питались, и я из них очень любил есть яблочное повидло. Парни это всё видели и на мой день рождения из своих сухпайков это повидло достали и целую коробку мне подарили.

На 9 мая силами нашей части восстанавливали памятник в н.п. Рубежная, было открытие. Приезжали артисты, телевидение. Отпуска подгадываю так, чтобы Новый год встречать дома. В том году так отмечал и в этом планирую приехать. Часто-то домой не хочу ездить — отвлекает. На все праздники нам дарят коробочки со сладостями, колбасой, орешками, кофе, сыром.

Большое спасибо неравнодушным людям за гуманитарную помощь. К нам доходят и детские письма. С Пермского края еще не встречал, но они же везде расходятся — нас много. Перед Новым годом у нас по огромной стопке писем было на человека, и в каждое ребятишки по конфетке клали. Читаешь, что тебя ждут, тепло на душе становится.

-С вагнерами приходилось сталкиваться, как ты вообще к ним относишься?

-Я не разделяю негативное мнение по поводу ЧВК. Эти ребята заслужили уважения — они кровью его заслужили и сделали очень много. Они шли туда, куда, бывало, мы не ходили. Я сам лично с вагнерами не виделся, но результат их работы виден. В связи с последними событиями в стране (переезд ЧВК в Беларусь – ред.), думаю, что выйдет что-то положительное, так как это был специальный манёвр.

-Делишься фронтовыми историями с друзьями?

-Да нет, зачем? Через это пройти надо, чтобы понять. Сегодня вот поеду друга встречать. Летит он тоже с бахмутского направления — Владимир Попов, очень хороший мой товарищ с Мостовой. С Редькино, вроде, больше никого нет — слышал, что с Кошкина есть.

-Что делаешь во время отпуска?

-Когда домой приезжаю, то первым делом вижусь с семьей, ем мамин борщ. Зовут маму Валентина Александровна, работает учителем младших классов в редькинской школе, спасибо ей большое. Поначалу, что ни звонок от меня, то в слезы. Все равно она будет всегда переживать. Но сейчас уже понемногу осваивается: знает, что у меня голова на плечах, и я подумаю, прежде чем что-то делать.

-Миш, а как у тебя с личной жизнью?

-Девушки сейчас нет, и это хорошо. Я считаю, что это лишние переживания, и не хочу сейчас отношений. Я молодой, приеду окончательно, и тогда разберемся. А если и останусь служить, то ближе к дому. В Подмосковье слишком далеко, да и красоты те меня не тянут. Хотелось бы на Урал — может, в Екатеринбург переведусь. Полученные деньги потрачу на помощь маме, если она согласится еще, и на приобретение своего жилья.

-Когда СВО закончится, по твоим ощущениям?

-Когда пройдут выборы в Америке. Если там изменится власть, то всё пойдет в лучшую сторону, и таких поставок оружия не будет. Этим всё и закончится, потому что украинцы только на поставках со всего мира и живут. Настроение, конечно, быстрее победить и вернуться домой.

-Встречаются ли пожилые люди среди служивых?

-Да, есть такие. Помню одного дедушку — на топливозаправщике ездил. Сейчас не знаю, где он, веселенький такой всегда был, живой — все время в движении. Этим людям есть что молодым сказать, они-то уже жизнь повидали, а мы-то только начинаем. С ними не скучно.

-А местное население как к вам относится?

-По-разному, по большей части – хорошо, черешней угощают.

-Приходилось общаться с пленными украинцами?

-Бывало, такие же люди, как и мы. Но сколько я пленных видел, мало кто кричит, что он за Родину. У них везде один ответ: "меня поймали", "меня заставили", "я не хотел". Всякое бывает. Из моей прошлой части тоже есть знакомые, которые попадали в плен, они долго отсидели — больше полугода, но сейчас их обменяли. Этот выбор зависит от каждого. У нас ведь две гранаты: одна для себя, другая — для них. Не факт, что ты попадешь в нормальный плен, и тебя там не будут мучить. Хоть это и запрещено, но люди с их стороны так делают.

-Часто приходится хоронить знакомых и друзей на фронте?

-Война не без этого. Слава богу, из близких товарищей — не приходилось. Я даже не представляю себе, как можно своего друга похоронить. На фронте же сразу видно, кто друг, а кто просто знакомый.

-Что можешь сказать тем, кто стоит на распутье, подписывать ли контракт?

-Это личное решение каждого. Если ты чувствуешь себя мужчиной, что готов пойти защищать Родину, то подписывай контракт. Здесь не материальные выгоды в первую очередь, а моральный выбор. Смысл за деньгами гнаться? Они тебе могут потом не понадобиться.